Когда в 1976-м панк впервые появился в заголовках газет по всей стране со своим призывом делать всё самим, мы, в течение многих лет каждый по своему занимавшиеся как раз этим, наивно поверили, что господа Роттен, Страммер и иже с ними верили в то, что говорили. Наконец-то мы не были одни.

Мысль стать группой никогда всерьёз не приходила нам в голову, всё случилось само собой. По большому счёту, присоединиться к нам мог кто угодно, и репетиции проходили весьма буйно, каждый раз заканчиваясь самое меньшее пьянкой. Стив и Пенни сочиняли песни и играли вместе с начала 1977-го, но только к лету того же года мы наклянчили, наодалживали и наворовали достаточно оборудования, чтобы назвать себя группой... CRASS*.

* Crass (англ.) - грубый, полнейший (о невежестве).

Когда нам удалось-таки отрепетировать пять песен, мы вступили на дорогу, ведущую к богатству и славе, вооружённые инструментами и огромным количеством бухла, которое было нужно для более ясного восприятия мира. Мы играли на обычных концертах и на благотворительных - хаотичные демонстрации неадекватности и независимости. Нас отшили там, обломали тут и вышибли из ставшего сейчас легендарным клуба Roxy. "Они сказали, что им нужны только воспитанные парни, неужели для них гитары и микрофоны - всего лишь сраные игрушки?"

К тому времени мы поняли, что наши соратники-панки, THE SEX PISTOLS, THE CLASH и прочие музмарионетки ни хрена сами не делали. Им хотелось бы думать, что они наёбывают мейджор-лейблы, но на самом деле клювом оставался щёлкать простой человек. Они помогли себе самим, придумали очередной поверхностный стиль, вдохнули новую жизнь в лондонскую модную улицу Кингс-роуд и заявили при этом, что начали революцию. Та же старая история. Мы опять были одни.

В своём алкоголическом угаре мы нашли решимость сделать своей задачей создание настоящей альтернативы эксплуататорскому шоу-бизнесу. Мы хотели скорее давать, чем брать, и желали, чтобы наши творения могли выжить. Со сцены было уже дано слишком много обещаний, легко забытых на улице.

Всю долгую, одинокую зиму 1977-78 мы регулярно играли вместе с UK SUBS в клубе The White Lion в Патни. Пока играли SUBS, большую часть аудитории составляли мы; когда мы выходили на сцену, в зале присутствовали главным образом SUBS. Иногда это удручало, но обычно всё было весело. Неослабевающий энтузиазм Чарли Харпера не мог не вдохновлять, особенно в мрачные минуты. Его абсолютная вера в то, что панк - это народная музыка, была ближе к революции, чем любая из выдумок МакЛарена и его прихвостней. Своей стойкостью мы выставляли панк-шарлатанов теми, кем они были на самом деле – раскрученной креатурой музыкального бизнеса.

Наши концерты продолжали быть дикими и беспорядочными, мы были слишком напуганы, и потому играли, только залившись предварительно бухлом выше ватерлинии. Мы непременно доходили до состояния, в котором только к середине песни понимали, что каждый из нас играет что-то своё. Несмотря на весь хаос, это было невероятно прикольно, никто не доёбывался до наших кожаных ботинок, никто не скулил из-за молока в чайных кружках, никого не интересовала возможность совмещения анархизма с пацифизмом, и никто не грузил нас затяжными монологами о Бакунине (имя которого мы тогда, скорее всего, приняли бы за название какой-нибудь водки). Идеи были открытыми, мы вместе создавали свои собственные жизни. Это были славные годы - до того, как создаваемые нами свободные альтернативы превратились в очередной свод заскорузлых правил, до того, как настоящий (на наш взгляд) панк стал ещё одним убогим гетто. Мы даже сыграли концерт в рамках Rock Against Racism*, единственный концерт, за который нам заплатили. Когда мы попросили тамошнего мужика оставить деньги на дело, он сообщил нам, что "это и есть дело". Мы никогда больше не играли для R.A.R.

* - "Рок против расизма".

Пока шарлатаны постепенно перебирались в Штаты, поближе к своим любимым допингам, одиночество нас закаляло. Мы решили, что стоит прекратить наебениваться и что надо относиться к творчеству хотя бы чуть-чуть серьёзней. Мы стали носить чёрную одежду в знак протеста против самовлюблённого чванства панков-модников. Мы стали включать фильмы и видео в свою программу. Мы начали выпускать разъясняющие наши идеи листовки и газету International Anthem*. Мы разработали флаг, который висел за нашими спинами до самого конца, и решили фигачить по крайней мере до казавшегося тогда мифически отдалённым 1984-го года.

* - "Международный гимн".

Ближе к концу лета 1978-го владелец фирмы Small Wonder Records Пит Стеннет услышал одну из наших демо-кассет и пропёрся. Он хотел выпустить сингл, но не мог решить, какой трек выбрать, так что мы записали все сочинённые на тот момент песни и выпустили первую в истории многодорожечную сорокапятку. Мы назвали альбом The Feeding Of The Five Thousand*, потому что минимальный тираж, который мы могли напечатать, составлял пять тысяч экземпляров - примерно на 4.900 больше, чем мы надеялись продать. Feeding... сейчас до золотого диска не хватает нескольких сотен копий, хотя мне не кажется, что музыкальная пресса будет по этому поводу поднимать какую-то шумиху.

* - "Кормление пяти тысяч".

Теперь, когда весь наш концертный сет был запечатлён на пластинке, завёрнутой в казавшуюся тогда весьма новаторской чёрно-белую обложку, музыкальная пресса смогла начать на нас атаку, которой суждено было продлиться долгие годы. Они возненавидели нас и наш альбом, и их отвращение перехлёстывало через край. Не будет преувеличением сказать, что мы были одной из самых влиятельных групп в истории британского рока, - разумеется, мы не оказали особенного влияния на музыку как таковую, но наше воздействие на общественную жизнь было громадным. С самого начала средства массовой информации пытались нас игнорировать, и только под давлением обстоятельств они нехотя замечали наше существование. Всё довольно просто, если ты не подыгрываешь им в их игре коммерческой эксплуатации, они не будут подыгрывать тебе. Музыкальный бизнес покупает не только группы, он также платит музыкальной прессе. Шарлатаны проникли дальше и глубже, чем мы могли даже подумать.

Тем не менее, враг начал делать нам предложения, поняв, что мы угрожаем его контролю. Большой дядя попытался купить нас дешёвым вином и 50.000 фунтов, которые нам полагались, если мы присоединимся к "команде Пёрси". Он также сказал нам, что он умеет "продавать революцию" и что мы никогда не добьёмся успеха без его помощи. Это было первым из многих отвергнутых нами предложений, мы никогда не сожалели об этом, и, кстати сказать, про Джимми Пёрси мы как-то не очень слышали.

Когда Feeding... вышел весной 1979-го, первый трек был беззвучен и назывался The Sound Of Free Speech*. Завод по производству грампластинок посчитал, что присутствовавшая там композиция, Asylum**, была слишком богохульной для их - и для ваших - вкусов. Это - истинное лицо цензуры в "свободном мире".

* - "Звук свободы слова".
** - "Приют", полное название - "Reality Asylum", "Приют реальности".

В конце концов, мы нашли завод, который захотел иметь дело с Asylum, так что мы перезаписали песню вместе с композицией Shaved Women*, напечатали обложки дома, продали пластинки по 45 пенсов и совершенно разорились.

* - "Бритые женщины".

Сингл Reality Asylum сразу после выхода принёс нам кучу неприятностей. Жалобы от "широкой общественности" привели к полицейским рейдам на магазины по всей стране и визиту, нанесённому нам представителями Скотленд-ярда. После довольно милого вечера, проведённого за чаем в компании стражей общественной морали, над нами в течение следующего года осталась висеть угроза уголовного преследования. Затем мы получили ивзещение о том, что мы свободны, но лучше нам не повторять трюк. Сама природа предоставленной нам "свободы" делала неизбежным повторение опыта, так что бесконечная карусель полицейской достачи пришла в движение; она и по сей день продолжает крутиться.

Примерно в это время мы записали свою первую и последнюю сессию для радиопрограммы Джона Пила. Начиная с этого момента за нами утвердилась репутация матерщинников, так что на радио мы больше не могли попасть, хотя и принимали участие в нескольких ток-шоу - что привело к тому, что мы были временно занесены в "чёрный список" Би-би-си. По всей видимости, выражение инакомыслия по вопросу о войне за Фолклендские острова недопустимо для радиослушателей, которые завалили Би-би-си жалобами.

Чтобы опровергнуть появлявшиеся в прессе утверждения о том, что мы всего лишь левые/правые головорезы - им так и не удалось нас как следует раскусить, - мы начали вешать рядом со своим знаменем анархический флаг. В то время буква А в круге редко появлялась вне упорядоченной, скучной и мелочной анархической литературы. Через несколько месяцев этот символ стал украшать кожаные куртки, значки и стены по всей стране, в течение нескольких лет он распространился по всему миру. Роттен, возможно, провозгласил себя анархистом, но именно мы почти одни создали анархию как народное движение миллионов людей.

Одновременно мы узнали, что CND* на самом деле ещё существует, хотя и в чахлой, самоуничижительной форме, и решили продвигать их дело - на что в то время они сами казались неспособны. С тех пор, несмотря на издевательство со стороны музыкальной прессы, на концертах мы вывешивали также пацифик.

* - Британское антивоенное движение "Campaign for Nuclear Disarmament", Кампания за ядерное разоружение.

Наши гастрольные усилия постепенно вернули CND к жизни. Мы рассказали о них тысячам людей, которые стали становым хребтом возрождения организации. Новый и доселе неинформированный сектор общества узнал об одной из форм радикального мышления; это привело к огромным шествиям, демонстрациям и акциям, которые продолжаются и сейчас.

Настоящий эффект наша работа производила не в границах рок-н-ролла, а в радикализировавшихся умах тысяч людей по всему миру. От ворот военной базы Гринэм-коммонс до Берлинской стены, от акций Stop The City до подпольных концертов в Польше, - всюду сказывалась наша специфическая разновидность анархо-пацифизма, сейчас почти ставшая синонимом панка.

С начала 1977-го мы проводили граффити-войну в центре Лондона. Наши набитые через трафарет послания - всё от Fight War Not Wars* до Stuff Your Sexist Shit** - были первыми подобного рода граффити в Великобритании, и они вдохновили целое движение, которое, к сожалению, сейчас находится в тени хип-хоп художников, которые мало что делают, кроме как подтверждают предательскую природу американской культуры.

* - "Воюйте с войной, а не на войне".
** - "Да пошли вы со своим сексистским говном".

Чтобы отметить наши успехи с баллонами краски, мы решили назвать следующий альбом Stations Of The Crass*. На его обложке - фото наших работ на одной из станций лондонской подземки. Оформление Stations... включало первую в истории шестикратно сложенную обложку. К пластинке прилагались нашивки, которые мы печатали дома.

* - "Станции CRASS", обыгрывается выражение stations of the cross - "крестные муки".

К этому времени Пит из Small Wonder начал уставать от внимания полиции, которое мы привлекали к его магазину, так что мы одолжили денег и выпустили Stations... сами. Альбом продавался так хорошо, что уже очень скоро мы смогли отдать долг и заплатить за то, чтобы обложки сгибала машина. Вначале мы делали это сами у себя дома.

Stations... продолжал расходиться, и вскоре мы смогли думать над тем, чтобы выпускать материал других групп. Был создан лейбл Crass Records, деятельность которого началась с сингла ZOUNDS, первой из более чем сотни групп, которые мы натравили на ничего не подозревавшую публику.

Мы сыграли несколько концертов в пользу фонда защиты заключенных-анархистов, которые парадоксальным образом были известны в прессе как "Неизвестные" (Persons Unknown). Весной 1980-го, после того как они вышли на свободу, они предложили нам поучаствовать в создании анархистского центра. Мы выпустили Bloody Revolutions*, с песней POISON GIRLS Persons Unknown на оборотной стороне пластинки, и центр был открыт на вырученные таким образом средства. Неравный брак между анархистами старой школы из Persons Unknown и анархо-панками продлился больше года. Со временем идеологическое давление стало слишком большим, и центр закрылся.

* - "Кровавые революции".

Сравнительная лёгкость, с которой мы смогли собрать деньги для центра, показала нам, что мы можем не только сами генерировать идеи, но и очень эффективно собирать средства для того, чтобы эти идеи могли претворяться в жизнь. К этому времени наши концерты привлекали довольно большие толпы, и мы решили, что сможем наилучшим образом использовать ситуацию, если будем играть только благотворительные концерты. За несколько лет нам удалось принять участие в сборе средств для целого ряда различных инициатив.

Время показалось нам подходящим для начала феминистской атаки. Мы уже знали в течение некоторого времени, что нас считают агрессивной группой и что феминистский элемент нашей работы по большей части игнорируется. Мы выпустили Penis Envy*, и музыкальная пресса, совершенно ни хрена не поняв, расхвалила его, так как он был записан "единственными феминистками, достаточно привлекательными физически, чтобы существовала уверенность - они поют по собственному выбору, а не из мести". Ну что с этими людьми прикажете делать? В реакции многих "поклонников" CRASS отразились похожие предрассудки, но под совсем другим углом. Они хотели знать, почему у нас "поют только тёлки". Из огня да в полымя.

* - "Зависть к пенису".

Последний трек на Penis Envy называется Our Wedding* - это сатира на слащавую попсовую дребедень. Запись была предложена фирмой Creative Recording And Sound Services** журналу Loving, специализирующемуся на эксплуатации подросткового одиночества. Песня была с гордостью предложена редакцией Loving читателям как "совершенно необходимая вещь для этого счастливого дня". Когда обман раскрылся, Флит-стрит была потрясена, а в Loving полетели головы.

* - "Наша свадьба".

** - "Творческие услуги в записи и звуке".

Выход Penis Envy подтвердил уже давно имевшиеся у нас подозрения. Пробыв неделю в магазинах, альбом попал в национальные чарты на пятнадцатое место, но на следующей неделе его не было даже в верхней сотне. Та же судьба постигла Nagasaki Nightmare*. Мы знали, что было просто невозможно быть так высоко в чартах - и на следующей неделе совершенно пропасть из виду. Нам казалось очевидным, что если мейджор-лейблы платят за попадание своих пластинок в хит-парады, они заплатят и за то, чтобы нас там не было. Мы знали, что в EMI нас не любят, они разослали по своим рекламным отделам циркуляр, запрещавший любые контакты с "представителями CRASS", и принадлежавшие им магазины HMV не прикасались к нашей продукции, обидевшись на плакат в Bloody Revolutions.

* - "Кошмар Нагасаки".

Уже довольно долго мы гастролировали по всему Соединённому Королевству, смело высаживаясь там, где не ступала нога других групп. Деревенские залы, базы скаутов, общественные центры, всё, кроме жадных клубов и изнеженных университетских площадок. Сотни людей снимались с места, чтобы присоединиться к нам в самых неожиданных местах и прославлять наше всеобщее чувство свободы. Мы делились своей музыкой, фильмами, литературой, мыслями, едой и чаем. Куда бы мы не попадали, нас встречали улыбающиеся лица, готовые и желающие создать альтернативу охватившей всё однообразной серости.

Не всё давалось легко, всегда находились желающие разрушить то, что мы создавали. Мы пытались сыграть на фестивале в Стоунхендже, но нас побили байкеры; наши концерты срывались и Национальным фронтом, и Социалистической рабочей партией; в Белфасте мы играли для Королевской полиции Ольстера, в Рединге мы выпроваживали из зала представителей Британского движения, а в Лондоне мы подрались с людьми из Красных бригад. Было много неприятностей, но они никогда не перевешивали радость.

В течение 1981-го мы записывали альбом Christ - The Album*, который к лету 1982-го был готов к выходу. Но на этот раз неприятности перевесили радость. "Великая Британия" начала войну.

* - "Христос - альбом".

Незначительные события на острове Южная Георгия, о котором никто никогда не слышал, привели к значительным событиям на Фолклендских островах, о которых тоже никто никогда не слышал до этого. В анархо-пацифистский воздушный шарик была воткнута первая булавка - булавка, которая в течение нескольких месяцев разорвала воздушный шарик в клочья. В то время как молодые люди умирали сотнями, наши песни, протесты и марши, наши листовки, слова и мысли внезапно показались не имеющими ценности. На самом деле, мы знали - то, что мы предлагали, обладает ценностью, то, во что мы верим, не бессмысленно, но в тот момент всё казалось пустым.

Тэтчер хотела войну, чтобы улучшить к выборам поникший имидж своей партии. Когда ей хотелось войну, она её получала, как и все остальное, что ей нравилось. Крылатые ракеты, «першинги», ядерные реакторы, союзы, Деннис.

Рискуя предстать предателями, мы окольными путями спешно выпустили гибкую грампластинку против войны на Фолклендах. Музыкальная пресса мгновенно заклеймила нас именно как предателей. Мы также получили строгое предупреждение из Палаты общин - нам посоветовали "действовать осмотрительней". Протеста против войны, казалось, практически не существовало, а критика в прессе подавлялась. Когда проблемы были абстрактными, движение за мир было счастливо кричать "нет войне". Сейчас, когда представился повод драть глотку, тишина была болезненной.

Тем не менее, настоящая буча поднялась уже когда война завершилась - мы выпустили How Does It Feel To Be The Mother Of A Thousand Dead? * После того, как в Палате общин Тэтчер спросили, слышала ли она эту пластинку, она и её партия обязательно захотели нас наказать. Депутату парламента от Консервативной партии Тиму Эггару досталась неблагодарная задача возглавить расследование, и он начал лажать с самого начала. Всё дело развалилось, после того как мы представили Эггара в прямом радиоэфире полным дураком. Тори немедленно отступились от нас и даже сочли необходимым разослать записку, в которой членам партии предписывалось игнорировать любые провокации с нашей стороны. Мы вдруг начали получать письма поддержки от представителей "оппозиции". Может, мы не были одиноки?! Может, до них допёрло?!

* - "Каково быть матерью тысячи покойников?"

Мы обнаружили, что мы попали на незнакомую и пугающую арену. Мы хотели представить свои взгляды обществу, хотели разделить их с единомышленниками, но теперь эти взгляды анализировали тёмные тени, населяющие коридоры власти. Эггар сделал нашему делу хорошую рекламу, и журналисты на нас так и вешались, в особенности те из них, кому буквально под угрозой расстрела не давали доступа к настоящей информации о войне. У нас было чувство, будто мы ловили корюшку, а поймали кита. Мы не знали, стоит ли нам отпустить гарпун, или продолжать тянуть, пока мы не истощим все свои силы (а это, как мы знали, было неизбежным).

Скорость, с которой была разыграна Фолклендская война, и разрушение, которое Тэтчер сеяла дома и за рубежом, заставили нас действовать намного быстрее, чем нам когда-либо приходилось раньше. Christ - The Album потребовал для своего завершения столько времени, что некоторые из песен на нём - песни, предупреждавшие о приближении беспорядков и войн, - стали почти лишними. Токстет, Бристоль, Брикстон и Фолкленды уже пылали к тому моменту, когда мы выпустили пластинку. Мы были смущены своей медлительностью, унижены своей несоразмерностью задаче. В конце 1982-го, понимая, что "движение" нужно взбодрить, мы организовали первый за несколько десятилетий концерт в сквоте - в ныне не существующем лондонском клубе Zig Zag. Среди бесплатной еды и лившегося рекой ворованного бухла мы вновь прославляли свою независимость, на сей раз в компании ещё двадцати групп, лучших из тех, что могли быть названы "настоящим панком". Все вместе мы создали двадцатичетырёхчасовой взрыв энергии, который вдохновил подобные акции по всему миру. Мы выучили урок. Принцип "сделай сам" никогда не казался таким реальным, как в тот день в Zig Zag.

Во многом Zig Zag укрепил нашу решимость, работа была отнюдь не закончена. Так что, решив держаться за гарпун и бороться с китом, мы обрушились на Тэтчер и её союзников. Началась подготовка к выборам 1983-го, "оппозиция" практически развалилась. Лейбористы совершили неизбежный, отвратительный поворот в ядерном вопросе, Движение за мир было разодрано в клочья, онемев от собственного страха.

Альбом Yes Sir, I Will* был нашим первым "тактическим ответным ударом", это был страстный крик, обращённый к власть имущим и к тем, кто пассивно принимает их господство. Послание пластинки было громким и чётким - "Нет никаких авторитетов, кроме тебя самого (самой)".

* - "Есть, сэр".

По мере того, как наша политическая позиция всё больше поляризовалась, мы почувствовали необходимость в том, чтобы определить свои мотивы несколько более чётко, чем нам это удавалось ранее. "Что", "где" и "почему" нашей ярости надо было объяснить, так же как нашу идею "самих себя". Нас часто обвиняли в плакатности, теперь нам надо было выйти на простор. Несколько участников группы записали Acts Of Love*, пятьдесят стихотворений в лирическом обрамлении, попытавшись показать, что источником нашего гнева являлась любовь, а не ненависть, и что наша идея себя предполагала не эгоцентричное социальное изуверство, а неотъемлемое чувство собственного существа. Неясность нашего подхода начала беспокоить нас самих. Действительно ли возможны бескровные революции? Были ли мы на самом деле реалистами? Разрушали ли нас наши собственные парадоксы?

* - "Любовные акты".

Как раз в это время мы разослали мировой прессе ныне печально знаменитые "записи Тэтчергейта". Тщательно смонтированная плёнка, имевшая форму телефонного разговора между Рейганом и Тэтчер, включала её признание в том, что она несёт ответственность за то, что был потоплен аргентинский крейсер "Бельграно" - с этими обвинениями ей ещё не приходилось сталкиваться - и что она знала о решении командиров авианосца "Инвинсибл" использовать эсминец "Шеффилд" как разменную пешку - этот факт тогда ещё не был известен. Чтобы ничего не упустить, мы заставили Рейгана угрожать Европе атомной бомбардировкой в защиту американского достояния, гипотеза, которая, возможно, не столь дика, как это кажется.

Запись почти год лежала без движения, прежде чем оказаться в Государственном департаменте США в Вашингтоне. Категорические опровержения, которые были выпущены в отношении записи и её содержания, послужили ясным знаком того, что использованные нами для дискредитации Тэтчер и Рейгана методы ничем не отличались от тех, к которым прибегал госдепартамент. По какой бы ещё причине они приняли наши несколько любительские попытки создания подложных аудиодокументов настолько всерьёз? Разумеется, во всём был обвинён не иначе как Кремль. Вскоре несколько газет в Америке и Sunday Times в Британии написали об этом, используя факты для доказательства нечестной игры КГБ. Впервые в прессе честность Тэтчер в вопросе о "Бельграно" была поставлена под вопрос, хотя и не вполне прямо. Мы были преисполнены страхом и волнением, стоит ли нам рассказать об обмане?

Наши сомнения разрешились, когда журналист из Observer связался с нами по поводу "некой кассеты". Вначале мы отрицали, что нам что-то известно, но затем решили принять на себя ответственность. Мы были предельно осторожны, изготовляя и распространяя кассету, чтобы быть уверенными - никто не знает о нашей причастности. Как Observer удалось получить информацию, которая привела к нам, остаётся полнейшей загадкой. Это послужило весьма весомым предостережением - если у стен и вправду есть уши, что ещё может быть известно о нашей деятельности?

Начиная с граффити 1977-го, мы участвовали в различных акциях - от нанесения рисунков на стены до перерезания проводов, саботажа и вредительства. Мы были озабочены тем обстоятельством, что, если мы признаем ответственность за кассету, множество других правонарушений всплывёт на поверхность. Теперь мы подвергли себя этому риску, и телефон зазвонил.

СМИ всего мира ухватились за эту историю, взволнованные тем, как "несколько панков" представили госдепартамент полными идиотами, и - "Кстати, а что вы ещё сделали?" За все годы существования в качестве группы нам ни разу не удалось привлечь к себе подобного внимания, телефон звонил непрестанно, мы разъезжали повсюду, чтобы давать интервью, внезапно мы стали "медиа-звёздами". Русская пресса брала у нас интервью под прицелом камер американского телевидения, мы попали в прямой эфир американского утреннего телевидения, мы давали интервью радиостанциям из Эссекса и Токио, на каждый вопрос отвечая с анархических позиций. Мы получили своего рода политическую власть, обрели свой голос, к нам относились со слегка благоговейным уважением, но было ли это то, к чему мы стремились? Этого ли мы хотели добиться все эти долгие годы?

Проведя семь лет на дороге, мы стали именно тем, на что сами нападали. Мы нашли платформу для своих идей, но где-то по дороге потеряли проницательность. Хотя раньше мы были щедрыми и радушными, теперь мы стали циничными и обращёнными на самих себя. Наша деятельность всегда скрашивалась лёгкостью и юмором, теперь мы заметили, что нас всё больше привлекает тьма и зачастую непродуманная воинственность. Радость в нас сменилась горечью, пессимизм занял место бывшего некогда нашим делом оптимизма. В течение этих семи лет мы спровоцировали почти непрерывное прямое и косвенное внимание государства к себе. Теперь, конечно, они вновь по нам ударили.

Наступил 1984-ый, и он был несколько хуже, чем предсказывал Оруэлл. Безработица, бездомность, бедность, голод. Полицейское государство стало реальностью, как это вскоре предстояло обнаружить шахтёрам. "Случайная" смерть от парней в синем* из тэтчеровской частной армии стала приемлемым и обычным явлением. Баланс всего общества висел на завязках передника злобного и бесчувственного деспота. Наша собственная судьба была намного менее важной. Нас затаскали по судам по обвинениям в непристойностях, которые почти нас сломали. "Мы можем заставить вас замолчать".

* - Цвет формы британской полиции.

Тем летом мы сыграли буйный благотворительный концерт для шахтёров Южного Уэльса, который оказался нашим последним совместным выступлением. Со сцены мы поклялись работать на дело свободы, но уже по дороге домой мы знали, что избранный нами путь уже был пройден. Нам были нужны новые подходы к достижению поставленных целей, и через несколько недель после концерта Хари Нана покинул группу, чтобы искать свой собственный подход. Мы не чувствовали себя обязанными продолжать концертировать. У нас больше не было уверенности в том, что, просто предоставляя нечто ставшее по большей части развлечением, мы оказываем какое-то реальное воздействие. Мы доказали то, что хотели доказать, и если через семь лет люди ещё не были нами убеждены, это никак не было связано с тем, что мы недостаточно старались.

"Нет никаких авторитетов, кроме тебя самого/самой", - мы это сказали, но мы потеряли себя и стали CRASS. Мы по-прежнему вовлечены в часто оказывавшийся болезненным процесс, вновь отыскивая самих себя, снова глядя друг на друга, излечиваясь от нанесённых себе ран "общественной жизни". "Движение" - от "Классовой войны" до "Христиан за мир" - должно вернуть себе достоинство, потерянное в попытках противостоять созданным другими проблемам. Мы все были виновны в том, что определяли врага, и хотя существуют люди, заграждающие путь свободе, врага всё-таки надо искать внутри самих себя. Нет "их" и "нас", есть только "ты" и "я". Нам надо укрепиться, поразмыслить, отвергуть то, неэффективность чего уже доказана, и быть готовыми принять идеи и подходы, которые могут оказаться действенными. Мы должны найти собственную личность, которая действительно сможет обладать авторитетом. Нам надо взглянуть поверх колючей проволоки и шеренг полиции, чтобы увидеть жизнь, которую мы выберем сами, а не навязанную нам циниками и деспотами. Каратист целится не в кирпич, который желает сломать, а в то, что за ним. Было бы хорошо, если бы этот пример был для нас поучительным.

Мы потратили слишком много своего времени, энергии и духа, пытаясь разогнать тень зла, брошенную на нас жестокостью и ужасом ядерного века. Эта тень стала пятном на наших сердцах. Пора смыть это пятно и выйти из тени на свет. Мы попались в ловушку страха перед метафорическими воротами базы в Гринэм-коммонс. "Постучитесь, и войдёте... Царствие Небесное - в вас самих".

Мы достаточно знаем о том, насколько болен мир, нам надо стараться не добавлять лишнего страдания собственным физическим и умственным изнурением и плохим здоровьем. Чтобы мы когда-нибудь достигли поставленных перед собой целей, каждый из нас должен быть достаточно силён. Мы все потерпели поражение, и мы все выиграли. Мы не поджимаем хвост - это гордое, пусть болезненное и запутанное, начало.

Любовь, мир и свобода,

те, кто раньше были CRASS, но сейчас нашли занятия получше.

Выходные данные: см. предисловие. Перевод - Шрпв.